Критерии психологической оценки родительской позиции в процессе реабилитации детей, перенесших тяжелую травму

Разработка психологических критериев оценки родительской позиции в ситуации реабилитации детей с тяжелой травмой

ВВЕДЕНИЕ

Особенности родительской позиции определяют специфику контакта родителя с представителями реа­билитационной команды, степень сотрудничества и готовности к совместной деятельности в процессе реа­билитации, комплаентность и отношение к професси­ональной помощи, степень ответственности, которую берут на себя родители в ходе детского восстановления, и т.д. Данные родительские качества крайне важны в отношении восстановления ребенка, так как опосре­дованно определяют траекторию реабилитационной работы. В отечественной и зарубежной практике широ­ко представлено изучение специфики стилей родитель­ского воспитания (Д. Баумринд, 1975; А.Е. Личко, 1989; Д.Н. Исаев, 1996; А.Я. Варга, 1997; А.И. Захаров, 1997; Э.Г. Эйдемиллер и В. Юстицкис, 1999; и др.), родитель­ской позиции (A.C. Спиваковская, 1981; Т.В. Брагина, 2000; О.А. Карабанова, 2001; Р.В. Овчарова, 2003; и др.), исследование особенностей родительства в семьях, воспитывающих ребенка с ограниченными возмож­ностями здоровья (И.И. Мамайчук, 1989; Г.А. Мишина, 1998; И.С. Багдасарьян, 2000; О.С. Никольская, 2003; Е.М. Мастюкова, 2003; Л.М. Шипицина, 2005; Е.А. Ольхина, 2006; В.В. Ткачева, 2007; И.Ю. Левченко, 2008; Е.А. Савина, 2008; Е.А. Полоухина, 2009; и др.). По О.А. Карабановой, понятие «родительская пози­ция» включает такие компоненты, как «характер эмо­ционального принятия ребенка, мотивы и ценности воспитания, образ ребенка, образ себя как родителя, модели ролевого родительского поведения и степень удовлетворенности родительством» [18, с. 118].

Анализ литературы показал, что в отношении критериев родительской позиции разными автора­ми выделялись различные параметры ее оценки, на основе которых построены классификации роди­тельства. Так, В.В. Столин (1983) типологизировал родительское отношение на основании эмоциональ­но-ценностных критериев («симпатия-антипатия», «уважение-неуважение», «близость-отдаленность») [19]. А.С. Спиваковская (1981-2000) разработала клас­сификацию родительских позиций, включающую такие параметры, как «адекватность-неадекватность»; «динамичность-ригидность»; «прогностичность- непрогностичность» [20]. Р.В. Овчарова (2006) пони­мала родительскую позицию как систему отношений родителя к своему ребенку, к себе как родителю, к родительской роли, к родительству в целом и к воспи­тательной практике, в результате чего классифициро­вала адекватные и неадекватные типы родительства. Неадекватная родительская позиция включала следу­ющие подвиды: потакающая, излишне требователь­ная, отстраненная, неустойчивая, перверсивная [21]. И.Н. Галасюк (2014) выделила 7 типов родительской позиции по отношению к детям с интеллектуальны­ми нарушениями: партнерская, партнерско-настав­ническая, наставническая, наставническо-доминиру­ющая, доминирующая, доминирующе-отвергающая, отвергающая [22]. Н.Н. Посысоев (2017) представил такие критерии оценки родительской позиции по отношению к ребенку с нарушенным развитием, как: отношение к себе как родителю, отношение к ребенку, отношение к дефекту, отношение к помощи извне и отношение к будущему [23]. При всем многообразии описанных критериев родительской позиции остается открытым вопрос о специализированных критери­ях оценки родительства в ситуации тяжелой травмы ребенка в процессе реабилитации.

Целью данного исследования выступила разработ­ка психологических критериев оценки родительской позиции в ситуации реабилитации детей, перенесших тяжелую травму. 

На основе анализа рассмотренных выше работ и с учетом специфики ситуации реа­билитации нами были подобраны следующие кри­терии качественной оценки родительской позиции: включенность в процессе реабилитации, отношение к ребенку, ориентировка в травме ребенка, отношение к самостоятельности ребенка, отношение к родитель­ской роли и отношение к исходу реабилитации.

МАТЕРИАЛ И МЕТОДЫ

Исследование проводилось на базе НИИ неотлож­ной детской хирургии и травматологии, Москва. В исследовании принимали участие 40 родителей. Из них 81% — мамы, 19% — папы. Распределение по диагнозам детей следующее: 62,5% (25 детей) — тяже­лая и среднетяжелая травма головного мозга, 12,5% (5 детей) — ОНМК, 7,5% (3 ребенка) — тяжелая поз­воночно-спинномозговая травма, 7,5% (3 ребенка) — тяжелая сочетанная травма, 5% (2 ребенка) — с ампута­цией нижней конечности, 2,5% (1 ребенок) — синдром позиционного сдавления обеих нижних конечностей, 2,5% (1 ребенок) — структурная фокальная эпилепсия.

Одним из методов исследования являлось вклю­ченное наблюдение на основе выделенных критериев оценивания, объектом которого являлась родитель­ская включенность, а также способы родительского взаимодействия и общения с ребенком в ходе реаби­литационных занятий. Для определения ориентиро­ванности родителей в специфике нарушений ребенка, отношения к ребенку, к его самостоятельности и к воз­можным исходам реабилитации, а также для оценки родительской роли проводилась клиническая беседа с дословным протоколированием ответов родителя по тем или иным вопросам. Перечень некоторых вопро­сов, обсуждаемых с родителем: Какую роль занимает родитель в процессе реабилитации, как вы это види­те? По-вашему, какие трудности испытывает сейчас ваш ребенок? Что он умеет? Чего не умеет? В чем его сильные и слабые стороны? 

В чем ваш ребенок самостоятелен? В чем нет? Как вы помогаете быть ему самостоятельным? Как вы считаете, что зависит от вас в реабилитации? Как вы видите перспективы вашего ребенка? От чего зависят результаты реабилитации, на ваш взгляд? Как вы думаете, что родитель может требовать от ребенка? Как вы поддерживаете своего ребенка в процессе реабилитации? Что вы делаете совместно со своим ребенком? и т.д. В качестве вспо­могательного средства диагностики нами использо­вался анализ заданий по выполнению домашней рабо­ты родителем. В домашнюю работу входило ведение дневника восстановления ребенка. Родителю давалась таблица, включающая различные параметры оцен­ки, например, двигательные и речевые возможности, особенности эмоциональности, самостоятельность и навыки самообслуживания, инициативность, бодрс­твование и сон и др. (параметры подбирались в каж­дом случае индивидуально, в зависимости от особен­ностей травмы ребенка и возраста). Инструкция: «Вам предлагается таблица, в которой содержатся разные показатели детского восстановления. Два раза в неде­лю в течение месяца Вам предлагается делать заметки относительно динамики состояния вашего ребенка. Вам не следует беспокоиться касательно правильности или неправильности Вашего наблюдения. Попробуйте понаблюдать за ребенком и фиксировать то, что заме­тили. По завершении работы мы с Вами обсудим полученные результаты». Распределение родителей по группам на основе выделенных критериев прово­дилось с помощью метода экспертных оценок. Оценка позиции родителей по каждому из выделенных крите­риев (см. ниже) осуществлялась посредством совмест­ного обсуждения и достижения консенсуса экспертами реабилитационной команды, в которую входили меди­цинские психологи и нейропсихологи, сопровождаю­щие семью в процессе реабилитации (не менее трех экспертов-участников в каждом консилиуме).

Для оценки родительской позиции в процессе реа­билитации был сформирован ряд критериев:

I.   Включенность родителя в процессе реаби­литации: данный критерий оценивает инициативу родителя в отношении совместной деятельности со специалистами (проявляет ли он желание сотрудни­чать, совершает ли для этого самостоятельные попыт­ки установить контакт, задает ли вопросы по ходу реа­билитации, выполняет ли рекомендации, домашние задания).

II.  Отношение к ребенку: оценивается харак­тер эмоционального контакта с ребенком, характер помощи и поддержки, а также предъявляемая система требований к ребенку и задач, которые перед ним ставятся.

III. Ориентировка в травме ребенка: критерий характеризует осведомленность родителя не только в специфике нарушений ребенка, но и в его сохранных возможностях; мотивированность родителя расширять эти знания; способность понимать причины и мотивы того или иного поведения ребенка с учетом диагноза, наличие самостоятельных родительских критериев оценки динамики ребенка, а также адекватность пред­ставлений о его потенциальных возможностях.

IV. Отношение к самостоятельности ребенка: характеризуется способностью родителя создавать условия для возможности самостоятельной активнос­ти ребенка.

V. Отношение к родительской роли понимается как степень ответственности, которую родитель берет на себя в ходе всей реабилитационной деятельности, а также степень его самостоятельности.

VI. Отношение к исходу реабилитации трактует­ся как предварительная оценка родителем перспектив своего ребенка.

РЕЗУЛЬТАТЫ

Анализ полученных результатов с использованием вышеописанных критериев позволил условно выде­лить по 4 подтипа родительских особенностей в каж­дой группе параметров (таблица).

По критерию включенности родителя в реабили­тацию выделено четыре типа: пассивная, формаль­ная, контролирующая и продуктивная. Распределение выборки представлено ниже (рис. 1).

Родители с пассивной включенностью, состав­ляющие 10% от всей выборки (4 человека), характери­зовались слабой заинтересованностью в совместной работе со специалистами в процессе реабилитации, перекладыванием ответственности за детское вос­становление на врачей. Такие родители самостоя­тельно не инициировали контакт, не задавали вопро­сов, могли игнорировать/забывать о рекомендациях и домашних заданиях.

Родители с формальной включенностью, состав­ляющие 20% от выборки (8 человек), при внешней активности оказывались беспомощными в отношении реабилитации собственного ребенка. Данная подгруп­па могла демонстрировать готовность к сотрудни­честву, задавать вопросы, соглашаться с позицией специалиста и выказывать намерение соблюдать реко­мендации и домашние задания. Однако по прошест­вии времени специалисты могли заметить, что реко­мендации и домашние задания не выполнялись.

Таблица

Типы родительского отношения к ребенку

Родители с контролирующим вариантом вклю­ченности (25% от выборки, 10 человек) принимали задачи восстановления ребенка как личностно значи­мые, однако старались отстаивать собственную логи­ку этой работы (например, обозначали собственное видение формы занятий с ребенком, порой игнори­руя мнения специалистов и не учитывая актуальных возможностей ребенка). Они проявляли активность в установлении контакта с психологом, однако при­нимали информацию и рекомендации избирательно. Мотив их участия на индивидуальных детских заняти­ях определялся потребностью контроля деятельности ребенка и специалиста.

Четвертый тип родительской включенности определялся как продуктивную (45% родителей, 18 человек).

 Такие родители проявляли высокую мотивированность в отношении реабилитации свое­го ребенка, задачи восстановления оценивались ими также личностно значимо. При этом отмечалось жела­ние сотрудничать с психологом и повышать эффек­тивность собственных способов взаимодействия с ребенком. Они самостоятельно задавали вопросы по поводу волнующих проблемных моментов касательно собственного ребенка, предложенные рекомендации старались применять на практике, были исполнитель­ны в отношении домашних заданий. Мотив участия в занятиях ребенка характеризовался потребностью освоения новых методов и форм взаимодействия со своим ребенком.

По критерию «Отношение к собственному ребенку» выделены следующие подтипы: отвергающее, потвор­ствующее, доминантное и принимающее. Ниже отра­жено распределение подтипов по группам (рис. 2).

Родители с отвергающим типом отношения к ребенку (7%, или 3 человека) демонстрировали эмоциональную холодность и латентную дистанци- рованность от ребенка. Такие родители могли вне­шне присутствовать рядом с ребенком, поддерживать его физический уход, однако эмоционально оказыва­лись закрытыми (эмоциональный контакт оказывал­ся малопроявленным). В отношении удовлетворения потребностей ребенка делался акцент на физиологи­ческих нуждах, при этом игнорировались потребности в эмоциональном общении. Система требований к ребенку либо отсутствовала, либо была неадекватной его возможностям.

Родители с принимающим отношением к своему ребенку (40%, или 16 человек) были высоко-ориентированы на ребенка, его потребности (как на физический уход, так и эмоциональное общение), демонстрировали теплый контакт и имели гибкую, адекватную систему требований, которая соизмеря­лась с зоной актуального и потенциального детского развития.

Первый тип — поверхностная ориентировка родителя в травме — отмечен у 10% выборки; 4 чело­века. У таких родителей наблюдался низкий уровень осведомленности по поводу особенностей травмы ребенка (недостаточное представление о дефекте и сохранных возможностях ребенка). Причины той или иной детской симптоматики/проявлений/поведения такие взрослые не понимали, собственных критери­ев динамики детского восстановления не обознача­ли; прогресс или откат в состоянии ребенка само­стоятельно не фиксировали; притязания по поводу восстановления были неоформленными. Кроме того, отсутствовала заинтересованность родителя в расши­рении собственных знаний в особенностях травмы и состояния ребенка.

Дефективно-направленная ориентировка (32%, или 13 человек) связана с фиксацией родительско­го внимания на нарушенных возможностях (либо на негативных проявлениях) ребенка. При этом не всегда родители могли понимать причины подобной симптоматики, часто обращались к специалистам для того, чтобы получить объяснения той или иной карти­ны восстановления. Позитивные моменты динамики иногда могли не замечать либо не воспринимать как значимые и удовлетворительные. Имели заниженные ожидания по отношению к восстановительным воз­можностям ребенка.

Позитивно-направленная ориентировка (18%, или 7 человек) характеризовалась тем, что родители преимущественно акцентировали внимание на пози­тивных моментах восстановления и недооценивали тяжесть состояния, либо на сохранных возможностях ребенка, при этом могли неадекватно интерпретиро­вать проявленную симптоматику, приписывая жела­емые качества и значения тому или иному детскому поведению (не соизмеряясь со структурой дефекта и игнорируя тяжесть заболевания). Неудачи и откаты в восстановлении не воспринимались как значимые. Такие родители могли переоценивать потенциальные возможности ребенка. Объяснения специалистов по структуре дефекта часто не принимались, если это описание не соответствовало родительскому образу травмы ребенка (например, мама ребенка 6 лет с когнитивными и эмоционально-личностными нару­шениями в виде негативизма, импульсивности, агрес­сивности, а также с нарушениями произвольного внимания трактовала уход ребенка от задания как проявление неконформности и умение отстаивать свою позицию. При всем уважении к таким челове­ческим качествам, данная родительская оценка ока­зывалась некорректной и приводила к затруднениям в преодолении полевого поведения ребенка, а также в развитии способности удерживать правила социаль­ного взаимодействия).

Родители с адекватной ориентировкой в трав­ме (40%, или 16 человек) демонстрировали достаточ­ную осведомленность в заболевании ребенка, стреми­лись к углублению собственного понимания структуры дефекта и причин актуального детского состояния. Они могли самостоятельно обозначить проявляю­щуюся симптоматику (имели критерии собственной оценки), сохранные возможности ребенка, давали приблизительно верную интерпретацию того или иного детского поведения и обращали внимание на значимые моменты динамики. В целом родительские ожидания и притязания оказывались соизмеримыми с актуальным состоянием ребенка.

По критерию «Отношение к самостоятельности ребенка» определены такие подтипы, как: директив­ное, гиперопекающее, попустительское и демокра­тичное (рис. 4).

Попустительское отношение (18%, или 7 чело­век) наблюдалось в ситуациях, когда родитель почти не ограничивал ребенка, не предъявлял к нему каких- либо требований и правил. Ребенку предоставлялась чрезмерная спонтанность и свобода, при этом в ситу­ации потребности ребенка в помощи родитель оказы­вался неэффективным. Гиперопекающее отношение (25%, 10 человек) характеризовалось тем, что роди­тель был чрезмерно внимателен к ребенку, гиперчув­ствителен к его потребностям, стремился оберегать его от встречающихся трудностей (даже посильных), пытался во всем помогать ребенку, так сказать, «под­кладывать соломку». Директивное отношение к самостоятельности ребенка отмечалось у 22% роди­телей (9 человек) и было связано с попытками роди­телей тотально контролировать ребенка, при этом добиваясь собственных поставленных задач, несмот­ря на состояние и детские актуальные возможности. Они открыто требовали исполнительности от ребен­ка, аффективно реагировали на ошибки, иногда могли стыдить за них, не оказывая при этом помощи и поддержки. Демократичное отношение (35%, или 14 человек) относилось к тем родителям, которые были склонны доверять ребенку самостоятельное решение посильных задач. При этом они проявляли понимающее и тактичное отношение к детским успе­хам и неудачам, а в случае необходимости вовремя включались и оказывали помощь и поддержку.

По критерию «Родительская роль» определены такие подтипы, как: неоформленная, зависимая, ригидная и рефлексивная. Ниже отражено распреде­ление подтипов по группам (рис. 5).

Неоформленная родительская роль (17%, или 7 человек) определялась тем, что родители не могли обозначить своего места в процессе реабилитации. Они считали, что восстановление ребенка практичес­ки не зависит или зависит незначительно от роди­тельских действий. Основной расчет в рассуждениях родителей делался на специалистов/судьбу/Бога и т.п. Родительские представления и знания о том, как вести себя в различных ситуациях, связанных с ребенком, оказывались синкретичными (например, в ситуации низкой мотивации или негативизма ребенка).

Зависимая родительская роль проявлялась (25%, или 10 человек) фрагментарными представлениями родителя о характере взаимодействия с ребенком (например, родитель мог освоить основные задачи по уходу, при этом имел неопределенность в отно­шении задач развития). В неожиданных, нетипичных ситуациях такие родители оказывались беспомощ­ными, не знали, что предпринять, и поэтому часто обращались к специалисту за помощью. 

Ригидная родительская роль (30%, или 12 человек) опреде­лялась тем, что родители уже освоили ряд реабили­тационных задач (по уходу, развитию движений и коммуникативных навыков, задачи обучения и т.д.) и во многих аспектах проявляли самостоятельность. При этом в некоторых ситуациях демонстрировалась некритичность в отношении собственных действий. Такие родители придерживались собственного пред­ставления о правильном родительском поведении. Обращение к специалисту было обусловлено жела­нием подтвердить эту «правильность», а не целью получить обратную связь, чтобы скорректировать собственные «непродуктивные» методы взаимодейс­твия с ребенком. Рефлексивная родительская роль (28%, или 11 человек) проявлялась в том, что родители этой группы могли обозначить реально возможную, адекватную зону своей ответственности в отношении восстановления ребенка. Они не приписывали себе сверхвозможностей, но и не погружались в ощущение бессилия. У них было сформировано относительно ясное представление о том, что следует делать в различных конфликтных ситуациях, возникающих в процессе взаимодействия с ребенком. При этом таким родителям было свойственно стремление получить экспертную обратную связь, которую они слышали и принимали и на основании ее корректировали соб­ственные способы общения с ребенком.

По критерию «Отношение к исходу реабилитации» выделены аморфный, тревожный, категоричный и гибкий подтипы (рис. 6).

Аморфное отношение к исходу реабилитации (15%, или 6 человек) проявлялось в том, что родитель не осмеливался обозначить какую-либо более или менее определенную позицию по поводу будущего ребенка. По сути, такие родители не имели устойчи­вых ориентиров, чтобы наметить перспективу разви­тия, не пытались смотреть далеко в будущее и ограни­чивались актуальными задачами восстановления.

Тревожное отношение (15%, или 6 человек) характеризовалось тем, что родитель фиксировался на нарушениях ребенка, на инвалидности или каких- либо других возможных детских трудностях, часто говорил о переживаниях и о возможных неудачах ребенка в будущем.

Категоричное отношение (35%, или 14 человек) отмечалось у тех родителей, которые были ориен­тированы только на позитивный результат детского восстановления (например, вера в полное исцеление ребенка), стремились сделать ребенка «прежним», таким, каким он был до травмы.

Гибкое отношение к исходу реабилитации (35%, или 14 человек) фиксировалось экспертами, когда родители, с одной стороны, обозначали адекватные ожидания, соизмерявшиеся с реабилитационным потенциалом ребенка, а с другой стороны, принима­ли вероятность того, что ребенок уже не будет таким, каким он был до травмы. Такие родители осознавали изменившуюся траекторию будущего личностного и социального становления ребенка.

ОБСУЖДЕНИЕ

Обращает на себя внимание сложная картина соот­ношения непродуктивных и продуктивных характе­ристик родительской позиции. Наличие значитель­ной части родителей, имевших высокие показатели оценки их позиции в процессе реабилитации при первичном обследовании, можно связать с самим обстоятельством травматизации ребенка и экстрен­ностью ситуации, требующей от родителя мобилиза­ции активности, участия и сотрудничества. 

При этом хочется отметить, что у одного и того же родителя могли встречаться как продуктивные, так и непродук­тивные характеристики позиции, что требует прове­дения отдельного анализа и позволяет в каждом слу­чае поставить конкретные задачи помощи родителям в конструктивном изменении их позиции в процессе реабилитации ребенка.

Высокие оценки по предложенным критериям являлись желательными характеристиками родитель - ской позиции, которые можно квалифицировать как показатели зрелого, адекватного родительства в усло­виях реабилитации. Низкие оценки являлись пока­зателями незрелости родительской позиции. Однако взаимосвязь адекватной родительской позиции и эффективности восстановления ребенка при тяжелой травме только предстоит эмпирически исследовать.

Данное исследование не предполагало оценки позиции родителей по вышепредставленным крите­риям в динамике, являлось срезовым и осуществля­лось на начальных этапах реабилитации. При этом выделенные критерии могут быть использованы для оценки динамики родительской позиции в процессе реабилитации детей, перенесших тяжелую травму.

Данное исследование представляет собой попытку выделить диагностически значимые критерии роди­тельской позиции в ходе реабилитации детей, пере­несших тяжелую травму. Результаты исследования показали, что родитель не всегда может самосто­ятельно прийти к продуктивным методам и формам взаимодействия со своим ребенком в процессе реабилитации. Упование на спонтанное развертыва­ние этого процесса может приводить к трудностям реализации реабилитационного потенциала ребенка. Выделенные критерии могут позволить специалистам, занимающимся сопровождением семьи в ситуации тяжелой детской травмы, оценивать характеристики позиции родителя и своевременно корректировать ее неэффективные формы. Дальнейшие исследования в этой области требуют более тщательного изучения условий формирования зрелой родительской позиции в реабилитации детей, перенесших тяжелую травму, в частности, роли и задачи в этом процессе медицин­ского психолога.

ИСТОЧНИКИ

1.  Hanna K, Rodger S. Towards family-centred practice in paediatric occupational therapy: a review of the literature on parent-therapist collaboration. Austral Occup Ther J. 2002;49:14-24. 

2.  Kemp P, Turnbull AP. Coaching with parents in early intervention. Infants and Young Children. 2014;27(4):305-324.

3.  King G, Chiarello LA, Ideishi R, Ziviani J, Phoenix M, McLarnon, et al. The complexities and synergies of engagement: An ethnographic study of engagement in outpatient pediatric rehabilitation sessions. Disabil Rehabil. 2021;43(16): 2353-2365. PMID: 31847621

4.  Osher TW, Osher DM. The paradigm shift to true collaboration with families. J Child Fam Stud. 2002;11(1):47-60.

5.  Rober, M, Leblanc L, Boyer T. When satisfaction is not directly related to the support services received: Understanding parents’ varied experiences with specialised services for children with developmental disabilities. Br J Learn Disabil. 2015;43(3):168-177

6.  Rosenbaum P, King S, Law M, King G, Evans J. Family-centred service. Phys Occup Ther Pediatr. 1998;18:1-20

7.  Sukkar H, Dunst CJ, Kirkby J. Early childhood intervention working with families of young children with special needs. New York, NY: Routledge; 2017.

8.  Шмидт Б., Хозиев В.Б. Теоретические и эмпирические модели родительства при детском аутизме (РАС). Часть I. Вестник государс­твенного университета «Дубна». Серия: науки о человеке и обществе. 2022;(1):37-50.

9.  Шмидт Б., Хозиев В.Б. Теоретические и эмпирические модели родительства при детском аутизме (РАС). Часть II. Вестник госу­дарственного университета «Дубна». Серия: науки о человеке и обществе. 2022;(1):51-64.

10.    Быкова В.И., Лукьянов В.И., Фуфаева Е.В., Семенова Ж.Б., Валиул­лина С.А. Особенности характерологических черт, тревожности и копинг-поведения родителей детей с тяжелой черепно-мозговой травмой. Детская и подростковая реабилитация. 2013;2(21):46-52.

11.    Самойлюк Л.А., Логунова К.Г., Соломенникова А.А. Включённость родителей в процесс логопедической работы как одно из условий её эффективности (на примере реабилитационного центра). Педаго­гический ИМИДЖ. 2022;2(55):229-242.

13.    Холмогорова А.Б., Сергиенко А.И., Герасимова А.А. Установка на поддержку субъектной позиции ребенка и посттравматический рост у родителей детей с ОВЗ. Культурно-историческая психология. 2020;16(1)13-24. 

14.    D’Arrigo R, Ziviani J, Poulsen AA, Copley J, King G. Child and parent engagement in therapy: What is the key? Aust Occup Ther J. 2017;64(4):340-343. PMID: 26831473 

15.    Hoover-Dempsey KV, Sandler HM. Why do parents become involved in their children’s education? Rev Educ Res. 1997;67(1):3-42

16.    King G, Currie M, Petersen P. Child and parent engagement in the mental health intervention process: A motivational framework. Child Adolesc Ment Health. 2014;19(1):2-8. PMID: 32878365

17.    Walker JMT, Wilkins AS, Dallaire JR, Sandler HM, Dempsey KVH, Wilkins AS, et al. Parental involvement: Model revision through scale development. Elem Sch J. 2005;106(2):85-104.

18.    Карабанова О.А. Психология семейных отношений и основы семейно­го консультирования. Москва: Гардарики; 2005.

19.    Столин В.В. Самосознание личности. Москва: Изд-во Московского Университета; 1983.

20.    Спиваковская А.С. Психотерапия: игра, детство, семья. Москва: Апрель Пресс, Изд-во ЭКСМО; 2000.

21.    Овчарова Р.В. Родительство как психологический феномен. Москва: Московский психолого-социальный институт; 2006.

22.    Галасюк И.Н. Родительские позиции в семье, воспитывающей ребенка с нарушениями интеллектуального развития. Вестник Московского государственного областного университета: Серия: Психологические науки.

23.    Посысоев Н.Н. Родительская позиция как система отношений. Ярославский педагогический вестник. 2017;(6):248-251.

Полухина Юлия Павловна   медицинский психолог ГБУЗ «НИИ НДХиТ» ДЗМ, аспирант кафедры клинической психологии ФГБОУ ВО «Университет «Дубна»;

Хозиев Вадим Борисович     доктор психологических наук, профессор, заведующий кафедрой клиническая психология ФГБОУ ВО «Университет «Дубна»; 

Быкова Валентина игоревна        кандидат психологических наук, медицинский психолог высшей категории отделения психоло­го-педагогической помощи, отдел реабилитации ГБУЗ «НИИ НДХиТ» ДЗМ; 

Фуфаева Екатерина Валерьевна заведующая отделением психолого-педагогической помощи, медицинский психолог высшей категории отделения реабилитации ГБУЗ «НИИ НДХиТ» ДЗМ;

Валиуллина светлана Альбертовна доктор медицинских наук, профессор, руководитель отдела реабилитации, первый заместитель директора, ГБУЗ «НИИ НДХиТ» ДЗМ;