Врач из НИИ скорой помощи имени Склифосовского
25.12.2017
В форуме приняли участие хирурги и травматологи из Архангельской, Мурманской областей, Республики Коми, Москвы.
По статистике, тяжёлая сочетанная травма является одной из основных причин летальных исходов в современной медицине. О том, в чём сложность этих травм, о проблемах их диагностики и лечения «Правда Севера» попросила рассказать заведующего отделением сочетанной травмы и множественной травмы НИИ скорой помощи имени Склифосовского Павла Иванова.
— Если брать глобально, в историческом ракурсе, то сочетанная травма – это относительно новая медицинская проблема, всплеск которой отмечается с пятидесятых-шестидесятых годов прошлого столетия, – говорит Павел Иванов. – Связано это с двумя основными факторами. Первый – урбанизация.
– Этажи – выше, скорости – больше…
— Да. Появились условия, когда человек может получить тяжёлое механическое воздействие. Сто-двести лет назад подобной патологии врачи не знали вообще. А сейчас в Москве десятки, а то и сотни тяжёлых пациентов в день попадают в медицинские учреждения с сочетанными травмами.
– Павел Анатольевич, но люди ведь и сто лет назад падали с высоты. С обрыва, например.
— Падали. И погибали на месте происшествия. Не было такого, чтобы к пострадавшему приезжала медицинская бригада – система скорой медицинской помощи начала создаваться только после Второй мировой войны – и это ещё один важный фактор, благодаря которому у врача появилась возможность доехать к пациенту и начать спасать ему жизнь.
Но возникла другая проблема: полуживых пациентов привозят в больницу, а как лечить их дальше? Так начало формироваться абсолютное новое направление, которое сегодня является отдельным направлением в мировом здравоохранении. А поскольку повреждения и осложнения, развивающиеся у больных с сочетанными травмами, могут быть абсолютно любой локализации и вида, то в это направление включены сегодня врачи самых разных специальностей.
– НИИ скорой помощи – ведущее медицинское учреждение страны и ведущий научно-исследовательский институт. Ваши врачи – это, по сути, ещё и учёные, которые постоянно совершенствуют систему оказания медицинской помощи. С чем вы приехали в Архангельск?
— Основным структурным подразделением нашего НИИ является научный отдел, куда входят научные сотрудники. Врачей в институте, конечно, побольше, чем научных сотрудников. Но основную работу по разработке новых алгоритмов, новых способов фиксации костей или каких‑то других хирургических методик выполняют, безусловно, научные сотрудники.
Так, например, наше отделение сочетанной травмы и множественной травмы занимается разработкой алгоритма диагностики тяжёлых повреждений, их лечением. Это кардинально отличается от лечения пациентов с лёгкими, изолированными повреждениями. Кроме того, мы разрабатываем новые хирургические методики, новые фиксаторы, штифты. Стали, например, использовать внутрикостную сложную фиксацию при повреждении костей таза. Разработали и сейчас применяем фиксаторы с антибактериальным покрытием. Поэтому мы приехали обменяться опытом. Разработок и идей очень много.
– Получается, что гипс – это уже вчерашний день травматологии?
— В травматологии, благодаря развитию технологий, очень многое изменилось. Но ни в коем случае нельзя отметать то, что применялось раньше. Главная задача травматолога – комбинировать, то есть использовать весь «багаж». Ситуации сложные и разные. Приходится искать нестандартные решения. Гипсовые повязки, безусловно, сейчас применяют намного реже, но есть случаи, когда без них не обойтись.
– А как же космические технологии по распечатыванию костей на принтере?
— Пока кости, которые вживляют в организм, люди не научились распечатывать. Это лишь экспериментальные разработки. Но для других задач подобные технологии применяются. У нас в отделении мы, например, используем 3D-принтер при планировании сложных операций – распечатываем шаблоны, которые нужны для операции. Используем принтер для планирования сложных ортопедических реконструкций.
– Если говорить о пациентах, которые поступают в ваше отделение, какие случаи для вас самые сложные?
— Наши пациенты все тяжёлые и сложные. Ну представьте – едет человек на скорости 120 километров в час и врезается в бетонное ограждение. У него ломается всё. И ломается самым разным образом. Или человек падает с пятого этажа…
– А правда ли, что при падении с высоты чаще выживают люди, которые находились в алкогольном опьянении?
— Это легенда. Возможно, если речь о какой‑то бытовой травме, например, поскользнулся человек, то ситуация может сложиться чуть благоприятнее, так как пьяный падает с расслабленными мышцами. Но при тяжёлой травме алкоголь в разы усугубляет проблему.
– Пациент, собранный по кусочкам – в вашей работе это реальность?
— Да. Причём похожих случаев нет. Каждый пациент индивидуален. Это как шахматная партия. И если возвращаться к вопросу о сложности, то сложность состоит в диагностике. Если обычный пациент может рассказать и показать, что и где у него болит, то 60 процентов наших пациентов скорая привозит без сознания, с травмой головного мозга. Часть пациентов интубирована, на искусственной вентиляции – вербальный контакт невозможен. И нам приходится от пяток до макушки искать, что повреждено. Диагностический поиск осложняется и тем, что всё надо делать быстро. Потому что есть внутреннее кровотечение, осложнение со стороны лёгких, внутричерепная гематома…
– Одного переломанного пациента одновременно лечат все врачи?
— Да. Бригада работает одновременно. Кроме того, бригада должна быть наготове, когда больного ещё только везут. Размораживается плазма, греется кровь… И когда пострадавший доставлен, все «накидываются» на него. Многие пациенты поступают в мазуте, солярке, снегу… Больного надо раздеть, отмыть от грязи, поставить катетеры, наклеить датчики, сделать рентген, УЗИ. Осмотреть больного должен нейрохирург, травматолог, просто хирург… И всё это – минут за десять. Здесь очень важно мультидисциплинарное взаимодействие. Об этом мы как раз и говорили на конференции в Архангельске – все должны чётко действовать по прописанному алгоритму. В какой‑то мере это даже механистичная работа, здесь некогда «думать».
– Чётко и по-военному. Вы ведь закончили военную академию? Хотели стать военным врачом?
— У меня просто папа был военный. И он сказал: «Ты будешь военный». Я поступил в академию и очень доволен, что отучился там и послужил в армии. Этот опыт мне помогает и сейчас, потому что институт имени Склифосовского – это тоже такое боевое учреждение.
– А в условиях реальных боевых действий доводилось работать?
— В Моздоке. Первая чеченская война. Много было раненых.
– В вашей семье есть ещё медики?
— Родители мои к медицине не имеют никакого отношения, а вот оба дяди – врачи. Супруга – медицинский работник, инструктор по лечебной физкультуре. Дочка… Наверное, будет врачом. Но ей пока только шесть лет.
– В Архангельске вы первый раз. Какие впечатления от города, от конференции?
— Город мне понравился. Мне понравилось, что в Архангельске и руководство областной больницы, и руководство регионального здравоохранения чётко строят свою работу. Изучается эпидемиология, определяются наиболее оптимальные варианты госпитализации, работает телемедицина. И всё это действует на системном уровне. Хирургические технологии, такие как ранняя фиксация переломов, использование стержневых аппаратов, диагностические алгоритмы – всё современное. Поэтому в целом впечатления у меня хорошие.
Наталья ПАРАХНЕВИЧ. Фото Натальи Жуковой
Ссылка на статьи: Новый директор Склифа - хронология событий / Гамма-нож в Склифе / Интервью директора Склифа 2013 год / Новое отделение скорой помощи для Склифа / Склиф получился от любви графа и крестьянки
Врач из НИИ скорой помощи имени Склифосовского
В Архангельске прошла межрегиональная научно-практическая конференция «Организация медицинской помощи пострадавшим с сочетанной травмой»В форуме приняли участие хирурги и травматологи из Архангельской, Мурманской областей, Республики Коми, Москвы.
По статистике, тяжёлая сочетанная травма является одной из основных причин летальных исходов в современной медицине. О том, в чём сложность этих травм, о проблемах их диагностики и лечения «Правда Севера» попросила рассказать заведующего отделением сочетанной травмы и множественной травмы НИИ скорой помощи имени Склифосовского Павла Иванова.
— Если брать глобально, в историческом ракурсе, то сочетанная травма – это относительно новая медицинская проблема, всплеск которой отмечается с пятидесятых-шестидесятых годов прошлого столетия, – говорит Павел Иванов. – Связано это с двумя основными факторами. Первый – урбанизация.
– Этажи – выше, скорости – больше…
— Да. Появились условия, когда человек может получить тяжёлое механическое воздействие. Сто-двести лет назад подобной патологии врачи не знали вообще. А сейчас в Москве десятки, а то и сотни тяжёлых пациентов в день попадают в медицинские учреждения с сочетанными травмами.
– Павел Анатольевич, но люди ведь и сто лет назад падали с высоты. С обрыва, например.
— Падали. И погибали на месте происшествия. Не было такого, чтобы к пострадавшему приезжала медицинская бригада – система скорой медицинской помощи начала создаваться только после Второй мировой войны – и это ещё один важный фактор, благодаря которому у врача появилась возможность доехать к пациенту и начать спасать ему жизнь.
Но возникла другая проблема: полуживых пациентов привозят в больницу, а как лечить их дальше? Так начало формироваться абсолютное новое направление, которое сегодня является отдельным направлением в мировом здравоохранении. А поскольку повреждения и осложнения, развивающиеся у больных с сочетанными травмами, могут быть абсолютно любой локализации и вида, то в это направление включены сегодня врачи самых разных специальностей.
– НИИ скорой помощи – ведущее медицинское учреждение страны и ведущий научно-исследовательский институт. Ваши врачи – это, по сути, ещё и учёные, которые постоянно совершенствуют систему оказания медицинской помощи. С чем вы приехали в Архангельск?
— Основным структурным подразделением нашего НИИ является научный отдел, куда входят научные сотрудники. Врачей в институте, конечно, побольше, чем научных сотрудников. Но основную работу по разработке новых алгоритмов, новых способов фиксации костей или каких‑то других хирургических методик выполняют, безусловно, научные сотрудники.
Так, например, наше отделение сочетанной травмы и множественной травмы занимается разработкой алгоритма диагностики тяжёлых повреждений, их лечением. Это кардинально отличается от лечения пациентов с лёгкими, изолированными повреждениями. Кроме того, мы разрабатываем новые хирургические методики, новые фиксаторы, штифты. Стали, например, использовать внутрикостную сложную фиксацию при повреждении костей таза. Разработали и сейчас применяем фиксаторы с антибактериальным покрытием. Поэтому мы приехали обменяться опытом. Разработок и идей очень много.
– Получается, что гипс – это уже вчерашний день травматологии?
— В травматологии, благодаря развитию технологий, очень многое изменилось. Но ни в коем случае нельзя отметать то, что применялось раньше. Главная задача травматолога – комбинировать, то есть использовать весь «багаж». Ситуации сложные и разные. Приходится искать нестандартные решения. Гипсовые повязки, безусловно, сейчас применяют намного реже, но есть случаи, когда без них не обойтись.
– А как же космические технологии по распечатыванию костей на принтере?
— Пока кости, которые вживляют в организм, люди не научились распечатывать. Это лишь экспериментальные разработки. Но для других задач подобные технологии применяются. У нас в отделении мы, например, используем 3D-принтер при планировании сложных операций – распечатываем шаблоны, которые нужны для операции. Используем принтер для планирования сложных ортопедических реконструкций.
– Если говорить о пациентах, которые поступают в ваше отделение, какие случаи для вас самые сложные?
— Наши пациенты все тяжёлые и сложные. Ну представьте – едет человек на скорости 120 километров в час и врезается в бетонное ограждение. У него ломается всё. И ломается самым разным образом. Или человек падает с пятого этажа…
– А правда ли, что при падении с высоты чаще выживают люди, которые находились в алкогольном опьянении?
— Это легенда. Возможно, если речь о какой‑то бытовой травме, например, поскользнулся человек, то ситуация может сложиться чуть благоприятнее, так как пьяный падает с расслабленными мышцами. Но при тяжёлой травме алкоголь в разы усугубляет проблему.
– Пациент, собранный по кусочкам – в вашей работе это реальность?
— Да. Причём похожих случаев нет. Каждый пациент индивидуален. Это как шахматная партия. И если возвращаться к вопросу о сложности, то сложность состоит в диагностике. Если обычный пациент может рассказать и показать, что и где у него болит, то 60 процентов наших пациентов скорая привозит без сознания, с травмой головного мозга. Часть пациентов интубирована, на искусственной вентиляции – вербальный контакт невозможен. И нам приходится от пяток до макушки искать, что повреждено. Диагностический поиск осложняется и тем, что всё надо делать быстро. Потому что есть внутреннее кровотечение, осложнение со стороны лёгких, внутричерепная гематома…
– Одного переломанного пациента одновременно лечат все врачи?
— Да. Бригада работает одновременно. Кроме того, бригада должна быть наготове, когда больного ещё только везут. Размораживается плазма, греется кровь… И когда пострадавший доставлен, все «накидываются» на него. Многие пациенты поступают в мазуте, солярке, снегу… Больного надо раздеть, отмыть от грязи, поставить катетеры, наклеить датчики, сделать рентген, УЗИ. Осмотреть больного должен нейрохирург, травматолог, просто хирург… И всё это – минут за десять. Здесь очень важно мультидисциплинарное взаимодействие. Об этом мы как раз и говорили на конференции в Архангельске – все должны чётко действовать по прописанному алгоритму. В какой‑то мере это даже механистичная работа, здесь некогда «думать».
– Чётко и по-военному. Вы ведь закончили военную академию? Хотели стать военным врачом?
— У меня просто папа был военный. И он сказал: «Ты будешь военный». Я поступил в академию и очень доволен, что отучился там и послужил в армии. Этот опыт мне помогает и сейчас, потому что институт имени Склифосовского – это тоже такое боевое учреждение.
– А в условиях реальных боевых действий доводилось работать?
— В Моздоке. Первая чеченская война. Много было раненых.
– В вашей семье есть ещё медики?
— Родители мои к медицине не имеют никакого отношения, а вот оба дяди – врачи. Супруга – медицинский работник, инструктор по лечебной физкультуре. Дочка… Наверное, будет врачом. Но ей пока только шесть лет.
– В Архангельске вы первый раз. Какие впечатления от города, от конференции?
— Город мне понравился. Мне понравилось, что в Архангельске и руководство областной больницы, и руководство регионального здравоохранения чётко строят свою работу. Изучается эпидемиология, определяются наиболее оптимальные варианты госпитализации, работает телемедицина. И всё это действует на системном уровне. Хирургические технологии, такие как ранняя фиксация переломов, использование стержневых аппаратов, диагностические алгоритмы – всё современное. Поэтому в целом впечатления у меня хорошие.
Наталья ПАРАХНЕВИЧ. Фото Натальи Жуковой
Ссылка на статьи: Новый директор Склифа - хронология событий / Гамма-нож в Склифе / Интервью директора Склифа 2013 год / Новое отделение скорой помощи для Склифа / Склиф получился от любви графа и крестьянки
Похожие статьи
Новый директор Склифа - хронология событийГамма-нож в Склифе
Интервью директора Склифа 2013 год
Новое отделение скорой помощи для Склифа
Склиф получился от любви графа и крестьянки