«Права или не права Европа в том, что считает нас чем-то для себя чуждым? — Чтобы отвечать на этот вопрос, нужно дать себе ясный отчет в том, что такое Европа, дабы видеть, подходит ли под родовое понятие Европа — Россия как понятие видовое, — размышлял Данилевский. — Но может ли быть признано за Европою значение части света, даже в смысле искусственного деления, основанного единственно на расчленении моря и суши, на взаимно ограничивающих друг друга очертаниях жидкого и твердого? Америка есть остров; Австралия — остров; Африка — почти остров; Азия вместе с Европой также будет почти островом. С какой же стати это цельное тело, — этот огромный кусок суши, как и все прочие куски, окруженный со всех или почти со всех сторон водой, — разделяют на две части на основании совершенно иного принципа?
Положена ли тут природою какая-нибудь граница?

Уральский хребет занимает около половины этой границы. Но какие же имеет он особые качества для того, чтоб изо всех хребтов земного шара одному ему присваивать честь служить границею между двумя частями света, — честь, которая во всех прочих случаях признается только за океанами и редко за морями?
Хребет этот по вышине своей — один из ничтожнейших, по переходимости — один из удобнейших; в средней его части, около Екатеринбурга, переваливают через него, как через знаменитую Алаунскую плоскую возвышенность и Валдайские горы, спрашивая у ямщика: да где же, братец, горы?
Если Урал отделяет две части света, то что же отделять после того Альпам, Кавказу или Гималаю?
Ежели Урал обращает Европу в часть света, то почему же не считать за часть света Индию? Ведь и она с двух сторон окружена морем, а с третьей — горами (не Уралу чета); да и всяких физических отличий (от сопредельной части Азии) в Индии гораздо больше, чем в Европе. Но хребет Уральский, по крайней мере, — нечто; далее же честь служить границей двух миров падает на реку Урал, которая уже — совершенное ничто.
Узенькая речка, при устье в четверть Невы шириною, с совершенно одинаковыми по ту и по другую сторону берегами.
Особенного известно за ней только то, что она очень рыбна; но трудно понять, что общего у рыбности с честью разграничивать две части света. Где нет действительной границы, там можно выбирать их тысячу.
Так и тут: обязанность служить границею Азии с Европой возлагалась, вместо Урала, то на Волгу; то на Волгу, Сарпу и Маныч; то на Волгу с Доном; почему же не на Западную Двину и Днепр, как бы желали поляки, или на Вислу и Днестр, как поляки бы не желали? Можно ухитриться и на Обь перенести границу.
На это можно сказать только то, что настоящей границы нет; а впрочем, как кому угодно: ни в том, ни в другом, ни в третьем, ни в четвертом, ни в пятом — нет никакого основания, но также нет никому никакой обиды».
Н. Е. Данилевский