Личный блог Александра Дидковского.

Евгений Носов «Трудный хлеб»

Ходит по лесу осень, развешивает по кустам и травам хрустальные сети паутины, убирает в золото осинки и берёзки. Первые палые листья запестрели на влажных дорогах, на тихих, потемневших водах речных заливов.

Уже давно оставила родную рощу звонкоголосая иволга. Вслед за ней улетели ласточки. Их глубокие норы темнеют в опустевшем береговом обрыве.

А вчера на глухой лесной плёс за деревней Гуторово опустилась пара крохалей – пролётные гости с далёкого севера. На другой день, когда я снова пришел на этот плёс, крохали улетели. Погода не торопила их на юг.

Моё соседство их нисколько не смущало. Видать, мало они имели встреч с человеком. Не то что наша дикая утка .Редко по какой из них не палил из ружья.

И вдруг совсем рядом из кустов: «Бабах!...» Поперёк реки побежали вспененные дробью одна за другой две дорожки.

Крохаль, что был первым, сверкнул белой подкладкой крыльев, торопливо снялся и полетел над рекой. Второй даже не вздрогнул. Он только почему – то окунул голову в воду да так и поплыл вниз по течению.

В прибрежном ситнике захлюпала вода. Показалась вислоухая голова спаниеля с белой пролысиной на лбу. Собака на миг остановилась, повела носом и вошла в реку. Она плыла легко и быстро, почти наполовину высунувшись из воды.

Вскоре спаниель был уже на том месте, где только что гуляла пара крохалей. Но он не повернул за сносимой течением птицей, а, не меняя направления, зашлёпал дальше.

- Чанг, назад! – послышался спокойный, даже ласковый голос.

Чанг встряхнул длинными лохматыми ушами, остановился, поводя носом, и круто повернул влево. Догнав птицу, спаниель схватил её за крыло и, всё так же высоко над водой неся голову, поплыл обратно. Течение немного несло его. Он выбрался на берег рядом с моими удочками, положил птицу на песок и стал отряхиваться, обдав меня дождём холодных брызг.

- Вот невежа! Перестань!

Из кустов вышел хозяин собаки, грузный, круглолицый, с ёжиком седых усов, он одет в короткий стёганый ватник, на ногах высокие болотные сапоги.

-Обрызгал? – сказал он, подбирая птицу.

- Ничего! – вытирая платком лицо, ответил я. – Хорошая добыча! Редкая.

- А я, знаете, не особенно уважаю крохаля, - возразил охотник. Он приподнял за шею птицу, разглядывая рану на голове.

Я воспользовался случаем, чтобы рассмотреть крохаля. Он – в чёрном сюртуке, белой рубашке. Зелено-чёрная голова заканчивалась копьеобразным клювом. Величиной он был с хорошую крякву, только длиннее и уже её.

- Птица с виду ладная. Но мясо невкусное, рыбой отдаёт,- пояснил охотник, присаживаясь и устало кряхтя. Собака легла рядом.- Набегались мы с тобой, Чанг. Давай – ка, дружище посидим отдохнём.

Чанг одобрительно замахал обрубком хвоста.

- Новичок, наверно? – кивнул я на собаку – Обучается?

- Уже, можно сказать, старик. Пятый год. Золотая собака. – Хозяин ласково провёл ладонью по чёрному шелковистому жилету спаниеля.- Без неё половину добычи потеряешь. Упадёт битая утка в самую топь – как её достанешь? Или взять подранка. В такую глушь забьётся, что днём с огнём не найдёшь. А Чанг быстро своё дело сработает: и подранка схватит, и битую из топи вынесет. Да хоть бы сегодняшний случай взять. Унесло бы крохаля течением, застрял бы где – нибудь в кустах. А Чанг, пожалуйста, слазил и достал.

- А отчего он вначале не хотел брать птицу? – поинтересовался я.

- Хотеть – то он хотел, да со следа сбился. Такое бывает.

- Ну что вы! Какой может быть след на воде? Да и зачем след, когда птицу и так видать?

- Э, батенька! Да ведь если бы у Чанга глаза были. Он у меня слепой.

- Слепой!.. – Я даже весь повернулся от изумления. – Совершенно слепой? Да не может быть!...

Я пристально и недоверчиво посмотрел на Чанга Он лежал, положив голову на мохнатые белые лапы в чёрных пестринках. В его глазах не было ничего странного. Светло-карие, внимательные, умные глаза опытной охотничьей собаки.

- Не верите? – усмехнулся хозяин. – Давайте продемонстрирую. – Он достал из ягдташа ломоть хлеба, отщипнул от него кусочек. Спаниель насторожился, оживлённо задвигал влажным, точно резиновым, носом и уставился на хлеб.

- Чанг! Лови! – крикнул хозяин и подбросил высоко вверх корочку хлеба.

Но Чанг не встрепенулся, не запрыгал, как это обычно делают собаки при виде летящей подачки, он спокойно стоял, вопрошающе глядя на хозяина. И только когда корочка упала в шагах пяти от него, он тряхнул своими мохнатыми ушами и побежал на звук упавшего хлеба.

- Видели? – спросил охотник, бросая собаке весь ломоть. – Хлеб уже летит, а он об этом не подозревает, ждёт, когда я брошу.

Этот опыт убедил меня. Но ведь она вела себя совершенно так же, как обыкновенная, зрячая, ничем не выказывая свою слепоту.

- Вы давеча заметили, что Чанг было промахнулся, плывя за убитой птицей?

- Да, заметил. Только принял это за баловство новичка.

- Нет, это он со следа сбился. На минутку порвалась ниточка птичьего запаха, которая вела Чанга к добыче. Но Чанг молодчина! Быстро нашёлся.

Спаниель благодарно чиркнул по песку обрубком хвоста, понял, что его похвалили. А может, в добром голосе хозяина почуял к себе ласку. Я с уважением посмотрел на Чанга.

- Но как же он ослеп?

- Сам не знаю, - покачал головой хозяин. – Может, таким родился, как узнаешь, что он слепой? Вон вы до сих пор поверить не можете. Ведь он совсем не похож на слепого.

Ни обо что не спотыкается, с собаками, как все, бегает, играет. Убежит от меня далеко – свистну, и он прямёхонько мчит обратно. И по дичи промаху не делает. Ни одной утки не потерял. А главное – глаза такие умные, понимающие. Разве подумаешь, что эти глаза совершенно ничего не видят? Я-то и сам узнал о его слепоте случайно, так же бросив ему хлеб. Сначала не поверил, но со временем убедился.

- А не лучше вам завести другую собаку?

- А эту куда? – нахмурился охотник.- Пристрелить? Сдать на воротник? Да я, батенька, за него двух зрячих не возьму. Как-никак пять лет вместе. Он свой хлеб честно зарабатывает. Трудный хлеб, но честный. Пойдем, Чанг! Бывайте здоровы!

Охотник вскинул на плечо ягдташ, двустволку и зашагал напрямик в чащу леса. Чанг бодро соскочил и побежал за хозяином. Он уверенно продирался через заросли, тычась мордой в лозу и повизгивая от нетерпения.

Я долго глядел ему вслед и теперь уже не жалел убитую птицу.